26 ноября 2008 г.
Стою в хлебной очереди. Наблюдаю за работой продавщицы. Передо мной старушка, маленькая, вроде подростка, кутается в просторный пиджак с мужского плеча с завернутыми рукавами, на голове платок неопределенного застиранного цвета, сапоги кирзовые, стоптанные, приобретенные, похоже, на помойке.
Пока очередь продвигалась под бодрые вскрики продавщицы «следующий», старушка шуровала в своих карманах, вылавливая мятые бумажки и мелочишку. И вот очередное «следующий» словно хлестнуло старую покупательницу. Мне показалось, она даже вздрогнула и с виноватым видом обратилась ко мне.
- Проходи, милок, я пока поищу... – Она вывернула карман. Но из него высыпались лишь... хлебные крошки.
Расплатившись за хлеб, я почему-то не ушел, продолжал наблюдать. Старушка положила на прилавок мятую бумажку, высыпала мелочь.
- Мне бы хоть полбуханочки... Худо без хлебушка-то, и так ноженьки еле ходят. – Она еще что-то говорила, всем строем речи умоляя ту, от которой зависела, кажется, не только покупка, но и сама жизнь ее.
Продавщица проворными пальцами пересчитала деньги, ладошкой распустила по прилавку мелочь:
- Тут не хватает...
Старая обреченно сунула руку в карман пиджака, сникшим голосом промолвила:
- Нету больше.
Решительным движением руки продавщица сдвинула деньги на край прилавка.
- Нечего тут время занимать. Следующий!
- Минуточку, не торопитесь, - вмешался я. – Выгреб из кармана все, что в нем было, положил на прилавок...
Старушка глядела растерянно то на продавщицу, то на меня. И вдруг взяла мою руку и протянула к губам.
- Да что вы... – растерялся я, не находя других слов.
Мягко освободил руку из ее дрожащих пальцев. Посмотрел в обращенные ко мне глаза, в размытой старостью синеве смешались боль, страдание, покорность – все то, чем так «богато» нынешнее время.