27 августа 2008 г.
За спиной голос: "Василь, это ты? Голос хриплый, незнакомый, но то, что он принадлежит женщине, несомненно. Я не спешу оборачиваться, мало ли людей с таким именем в городе, тем более на рынке, может и не меня кличут, и продолжаю рассматривать рыболовные снасти, разложенные прямо на асфальте, на куске целлофановой пленки. Но голос настойчиво приближается ко мне и чья-то рука мягко ложится на плечо.
- Василь, неужто не узнал? Это же я, Рая.
Рядом со мной - пожилая женщина. Она внимательно разглядывает меня. Лицо помятое, несвежее. "Рая, Рая… Кто же она?" Я лихорадочно роюсь в памяти, но никак не могу вспомнить, признать ее.
-Вы же про меня еще в газете пропечатали, к нам на ферму приезжали. Я дояркой работала, неужто не помните Раю Николаеву? Хотя это было так давно…
Боже ж ты мой! Что же годы сделали с человеком! Я ведь помню ее цветущей девушкой с толстой русой косой до пояса. Признаюсь: записывая в блокнот ее бесхитростный рассказ о коровах, надоях, я украдкой бросал на нее изучающие взгляды. До того привлекательна была она!
До встречи с Раей у меня был разговор с председателем колхоза. Он долго размышлял, кого же посоветовать для газеты, призвал на помощь даже пожилого бухгалтера. "Вот смотрите , - он тыкал пальцем в какие-то бумаги, - хорошие надои у Зины и Валентины. Казалось бы, бери и пиши о них в газету. Но ведь за литрами человека видеть надо. У иных, кроме цифр, ничего за душой нет". Председатель подошел к окну, распахнул створки и закурил. И вдруг встрепенулся, крикнул кому-то: "Рая, поди сюда!" - И мне: "Вот о ком писать надо. Росла без отца, мать пятерых одна воспитала. Какая душевная девочка выросла! Второй год только на ферме, а какие надои!
Материал о Рае был неплохой, на планерке был отмечен среди лучших.
Бывая по делам в этом хозяйстве, я не забывал интересоваться судьбой девушки. Потом уже как обухом по голове:" Нету Раечки, бросила работу в колхозе и подалась с подругой куда-то на Север или в Сибирь".
- Что, изменилась я ?- прервала мои воспоминания женщина и подошла поближе. Тут меня так неожиданно обдало запахом недельного перегара, что я невольно отшатнулся. - Знаешь, как жизнь крутила, перемалывала меня, что не дай Бог испытать это никому другому. Слушай, у тебя деньги есть? Угостил бы, а то я после вчерашнего никак не оклемаюсь.
Раскрасневшаяся после выпитого, сидя за шатающимся столиком в базарной забегаловке, она продолжила свой полный трагизма рассказ:
- Почему я уехала из деревни? Ведь как бывает в молодости: хочется мир посмотреть, а не замыкаться в пределах одной деревни. Так попали мы в Тюменскую область. Опять же ферма, снова коровы. Работа мне знакомая, и платили дояркам хорошо. Мы, девчата, жили в общежитии, даже кружок художественной самодеятельности организовали. Я же голосистая была, и внешностью Бог меня не обделил. В районе постоянно первыми были. Многие деревенские парни мне дружбу предлагали, но кому они нужны, пьяницы и бездельники? Тут как раз к нам в колхоз после института зоотехник приехал из местных. Молодой, энергичный, напористый. "Так работать больше нельзя! - строго сказал он. Перво-наперво заведующего фермой, которого мы неделями не видели трезвым, прогнал с работы. Половину дойных коров выбраковал, ввел должность осеменатора, организовал ночное дежурство. Кое-кому это, конечно, не понравилось. Разве всем угодишь? Если раньше дела шли ни шатко, ни валко, по накатанной колее, теперь, после ужесточения дисциплины, надои резко пошли вверх.
Часто захаживал молодой зоотехник и к нам в общежитие, интересовался, в чем мы нуждаемся, какие у нас условия, тепло ли в комнатах. Этот светло-русый, с веселыми и добрыми глазами высокий парень старался присаживаться к моей кровати. И подруги по комнате, многозначительно переглядываясь между собой, по выдуманным предлогам выходили в коридор. Мы сидели молча, только изредка обмениваясь взглядами. Я вся вспыхивала жарким огнем. А когда Степан уходил, я долго не могла унять, угомонить разбушевавшегося в груди сердца. Это была моя первая любовь. Мне было и радостно, и страшно, и немножко стыдно, будто я сделала что-то тайное, запрещенное. Как-то мы должны были вечером пойти в клуб на концерт приезжих артистов, но Степа мой так и не пришел ко мне в назначенное время. Это была ужасная ночь. В чем только не подозревала я его: и в измене, и в предательстве. Оказалось, что Степана задержали дела в районе.
До чего горяча была любовь наша! Сейчас это вспоминается как сон. Через полтора года сыграли свадьбу, и жить я перешла к нему, к моему ненаглядному. Жили они вдвоем с отцом, мать умерла давно, после тяжелой и продолжительной хвори. И потекли у нас счастливые дни. Мы души не чаяли друг в друге. А какие жаркие были ночи, даже сейчас дрожь берет.
Родила ему сыночка, прозвали Димой, Дмитрий, значит. Карягин Дмитрий Степанович. Родился он крепеньким, рос здоровым. И весь в отца: такой же ясноглазый, светловолосый. Летней порой выходные дни и праздники проводили или у озера, или у реки. Дима гонялся за бабочками, а мы со Степаном ловили рыбу, жарили шашлыки. А вечером, утомленные и счастливые, возвращались домой.
Когда Димуля подрос, отец стал брать его с собой на рыбалку. Озера и реки у нас богаты рыбой, и мы впрок сушили ее, солили бочками.
Пять лет назад случилась трагедия, большое горе пришло к нам в дом. В первый же день школьных каникул Степа с Димой поехали на рыбалку, пообещав приехать домой на следующий день к полудню. "Ты не скучай, жди нас", - и оба поцеловали меня. Но и полдень прошел, вечер наступил, а сынули и Степы все не и нет. Меня охватила какая-то необъяснимая тревога, начало трясти. Свекор меня успокаивает, но вижу, что и он места себе не находит. И солнце уже село, начало темнеть. Что делать? Куда же пропали муженек мой с сыном? Всю ночь пролежала с открытыми глазами…
Тела их нашли на третий день. Степан запутался в сетях, поэтому не смог выплыть на берег, а сынулю он обеими руками прижал к себе. Видимо, купавшегося Диму начало уносить течением, и Степан кинулся спасать его. Ты даже не представляешь, что творилось со мной.
Похоронили их в одной могиле, провожать пришла вся деревня. Жизнь мне была не мила, я все хотела смерти. Для кого же мне жить, если нет рядом сына и мужа?
Попрощалась в мыслях со всеми, душа моя рвалась к сыну и мужу. Спас меня от смерти свекор: в глазах от удушья уже появились красные круги, начала терять сознание - свекор успел перерезать веревку. Привел он меня в избу, чтобы я пришла в себя и расслабилась, налил полный стакан водки. Мне так легко стало после выпитого, появилось чувство какого-то безразличия и равнодушия. Первый раз после гибели сына и мужа я спала так долго и спокойно. Но утром опять меня охватило ощущение одиночества и безысходности. У меня уже не было будущего. Впереди - пустота. Успокоилась только тогда, когда выпила полстакана водки. Так водкой заглушала и заливала я душевную боль и бесчисленные удары неласковой ко мне судьбы…
Часто приходил свекор (мы три года жили отдельно, построили дом, обзавелись живностью), успокаивал, как мог, помогал по хозяйству. Проходило время, я все больше привыкала к нему, он тоже тянулся ко мне. Знаю, не будет мне прощенья от Всевышнего, но я должна исповедаться: мы оба впали в несмываемый грех.
От людских глаз не скроешься нигде: ни в селе, ни в городе, ни в дремучем лесу. И поползли черные слухи. "Неужто правда?"- с нескрываемым любопытством допытывались подружки - доярки. Но я с несвойственной мне жесткостью отметала все слухи и подозрения. По вечерам от безысходности я напивалась и начинала плакать.
Когда в окнах гасли огни, и засыпала деревня, в окошко тайком стучался свекор. Он укорял меня за невоздержанность в питии, говорил, что будет очень трудно отвыкнуть от спиртного. Но мне уже было все равно.
Душевные раны не могло излечить и время. И я решила вернуться домой, в родную деревню - в надежде забыться и бросить пить. Приехала, а тут я никому и не нужна. Матери давно нет в живых, хозяйством заправляет младший брат. Пошла на ферму, если эти полуразрушенные помещения и около полусотни тощих и грязных коров можно назвать фермой. Прежних работниц нет, кто на пенсии, а кто ударился в пьянку.
- Рая, как я понял, ты даже в родной деревне как чужая, - решаюсь я прервать грустный рассказ изможденной судьбой женщины. Мне невыносимо трудно слушать ее самобичующую исповедь, но я не знаю, что ей посоветовать. - Куда же ты теперь? Как жить-то собираешься?
- Видимо, придется уехать обратно. Другого пути у меня нет. И надо бросить пить. Я прекрасно знаю и понимаю: если не брошу, то окончательно сопьюсь и пропаду. Василь, может, угостишь на прощанье? - таким жалобным голосом просит она и умоляюще глядит мне прямо в глаза…
Как судьба иногда несправедливо распоряжается нами. В чем же вина этой несчастной женщины? Почему ее преследует злой рок? Чем она провинилась перед Богом? Она потеряла сына, мужа, не смогла противостоять ударам судьбы и запила, разрушая свое здоровье. Сможет ли она взять себя в руки, вернуться к нормальной прежней жизни? Вот о чем я думал, покидая рынок.